5 мая, 2009

Большая Кавказская война (2)

Продолжение.

Начало в № 5 за 2008 г.

Грузинский царь Георгий, желая единожды навсегда принять подданство Всероссийской империи (и отрекаясь от царской прерогативы издавать законы для своей страны, соглашаясь на роль русского генерал-губернатора или императорского наместника), просил императора Павла оставить за ним царский титул и сделать должность правители Грузии наследственной в его роде.

Император Павел одобрил просительные пункты, но с тем, чтобы прежде заключения формального акта князья Авалов и Паваландов отправились обратно в Грузию и спросили царя Георгия, остается ли он непоколебим в своем желании быть единожды навсегда принятым в покровительство и подданство всероссийского двора под всеми теми правами и выгодами, каковыми пользуются русские подданные.

В случае утвердительного ответа, царь Георгий должен был прислать императору благодарительную грамоту и, наименовав своих уполномоченных, как от себя, так и от царства своего, послами, поручить им заключение надлежащего акта (акты кавк. арх. ком., I, № 121).

Просительные пункты были одобрены 19 ноября 1800 г., но уже несколькими днями раньше, именно 15 ноября, последовал на имя генерала Кнорринга высочайший рескрипт (там же, № 116) о доставлении мнения его, сколько войск может он определить для занятия Грузии, не ослабляя кордона против горских народов. В том же рескрипте находятся знаменательные слова, оправдывающие высказанное предположение о причине, по которой император Павел согласился на оставление Георгия правителем Грузии с титулом царя. «Ослабление здоровья царя, – сказано в рескрипте, – дает повод ожидать его кончины; почему и отправьте, коль скоро оная последует, немедленно туда объявление от имени Нашего, чтобы до получения от Нас соизволения даже не было приступаемо к назначению преемника на царство грузинское. Дело сие трактуется здесь, и в скором времени отправлен будет из полномочных грузинских, здесь находящихся, для принесения Нам от царя и народа грузинского грамоты о желании их быть в Нашем подданстве и под управлением наших законов».

В то время, как Кнорринг делал распоряжение по рескрипту (о неназначении наследника царю Георгию предписано им генерал-майору Лазареву 2 декабря 1800 г. Там же, № 125), а грузинские уполномоченные князья Авалов и Палавандов находились на пути в Тифлис (они оставили Петербург 26 ноября 1800 г., но вследствие разных задержек могли выехать из Наура только 2 января 1801 г., когда царя Георгия уже не было в живых. Там же, №№ 124 и 143), император Павел, со свойственным ему горячностью и нетерпением, предался мысли о будущем устройстве грузинского царства.

Не обождав получения известий из Тифлиса, он подписал 18 декабря 1800 г. манифест о присоединении грузинского царства и в тот же день препроводил его с фельдъегерем к генералу Кноррингу при рескрипте, которым повелевалось опубликовать этот манифест в случае последовавшей кончины царя Георгия; если же царь находится еще в живых, то о публикации манифеста и о дальнейших распоряжениях ожидать особого повеления (рескрипт 18 декабря 1800 г., в засвидетельствованной копии, в архивном деле штаба Кавказского военного округа 1801 г., № 205, Кнорринг получил его в Науре 4 января 1801 г.).

В официальных документах не имеется указаний на причины такой поспешности императора Павла. Академик П. Г. Бутков объясняет ее донесениями графа А. А. Мусина-Пушкина. Находясь в Грузии с осени 1799 г. для исследования ее минеральных богатств, он яркими словами описывал императору Павлу нельстивую и искреннюю приверженность к государю всех сословий народа грузинского; представлял опасность, что, «по кончине царя Георгия, сей благословенный край, изобилием своим и райским климатом, удобный вкушать все благоденствия, впадет в величайшее неустройство и смятение и даже подпадет владычеству персов или турков, либо разорится до конца, если не отвратится оружием российским гибель, угрожаемая раздором членов царского дома, не могущих видеть равнодушно воцарение царевича Давида».

Далее, он поставлял на вид выгоды от присоединения Грузии к державе российской: «во-первых, землю, изобилием и физическим положением своим многие выгоды обещающую; во-вторых, что обеспечится Кавказская линия обузданием горских народов, с двух сторон войсками российскими заключенных; в-третьих, что откроется поле к торговле персидской и индийской; в-четвертых, что, в случае разрыва с Портою, Россия со стороны Грузии может сделаться сей державе толико же страшною для Анатолии, колико угрожает ей Россия черноморскими флотами своими. Напротив, если бы турки в таком случае преуспели занять Грузию, то мы подвергаем беспокойствам и опасности Кавказскую линию и Крым; в-пятых, что здесь сказано – быть и о персидских владельцах» (П. Г. Бутков. Материалы для новой истории Кавказа. II. 464).

Царь Георгий скончался в Тифлисе 28 декабря 1800 г. (рапорт Лазарева Кноррингу 28 декабря 1800 г. Акты кав. арх. ком., I. № 137), не дождавшись своих послов с проектом договора. Исполняя в точности приказание Кнорринга, основанное на высочайшем повелении от 15-го ноября, генерал-майор Лазарев собрал немедленно князей и дворян и объявил им высочайшую волю о неназначении наследника и престола после скончавшегося царя.

Объявление это «все приняли генерально с большим благоговением, а народ с большой благодарностью» (тот же рапорт). Отсутствовавшие в Тифлисе братья Георгия были извещены об этом особыми письмами (акты кав. арх. ком., I. № 139).

В донесениях А. А. Мусина-Пушкина (1799 г.) граф яркими словами описывал императору Павлу искреннюю приверженность к государю всех сословий народа грузинского.
Фото: WIKIMEDIA

Все они также без ропота приняли объявление Лазарева. К этим отзывам Лазарева можно отнестись с полным доверием. О радости простого народа нечего и говорить: распри царевичей отзывались на нем всего чувствительнее. Что касается до претендентов на престол, то отсрочка в назначении наследника давала им возможность подготовиться к борьбе за наследство. Вражда братьев покойного царя к нему самому и к его сыну Давиду была так велика, что в крайнем случае они соглашались скорее видеть царский престол совсем упраздненным, чем допустить занятие его царевичем Давидом.

Приняв необходимые меры к поддержанию спокойствия в Грузии, генерал-майор Лазарев находился в полном неведении относительно дальнейших предположений российского правительства. В ожидании точных указаний, он объявил, что все распоряжения по краю будут издаваться за подписями и печатями царевича Иоанна, мдиван-бека князя Игнатия Туманова и его (акты кав. арх. ком., № 139).

Генерал Кнорринг узнал о кончине царя Георгия 3 января 1801 г. и тогда же донес об этом императору Павлу (всеподданнейший рапорт 3 января 1801 г., там же, № 143). На другой день к нему в крепость Наурскую прискакал курьер с манифестом и рескриптом от 18 декабря 1800 г. Кнорринг не решился, однако, публиковать манифест в Грузии без особого на то высочайшего повеления.

«Из содержания манифеста видно, – доносил он императору Павлу (тоже 3 января 1801 г. Там же, № 146), – что объявление его должно произведено в действие тогда, когда бы полномочные грузинские, приняв грамоты от царя и народа о желании их быть в подданстве Вашего Императорского Величества, возвращались уже с грамотами теми из Тифлиса; не осмеливаюсь публиковать его теперь, ведая, что дело оное конца своего сообразно предположениям не восприняло, и народ грузинский не предварен о решительном соизволении Вашего Императорского Величества принять их под законы империи всероссийской; а кроме того явно и из обстоятельств, что о намерении покойного царя никто из братьев его, даже сам царевич Давид, не ведали; при всем том в Грузии, по объявлении царевичам и народу воли Вашего Императорского Величества, чтобы до получения всевысочайшего Вашего соизволения оставалось все в прежнем положении, и преемник покойному царю избираем не был; - народом принято сие без малейшего ропота, да и все царевичи изъявили на то готовность свою тем охотнее, что в противном случае должны возродиться междоусобия между братьями и детьми покойного царя, кои одни у других оспаривают право к престолу. Сего же числа прислан ко мне от Вахтанга, царевича, грузинский дворянин Казбек, и по поручению его, объявил мне, что, если царствовать над ними Давиду царевичу, соглашаются и все его братья видеть себя лучше в непосредственном владении Вашего Императорского Величества, имея неизменную надежду на неизреченное милосердие Ваше. И таковой образ мыслей братьев покойного царя и спокойное положение дел в Грузии подали мне вторую причину приудержаться публикования манифеста до получения на сие всевысочайшего повеления».

Между тем, император Павел отступил от первоначального намерения своего выждать прибытия в Петербург грузинских послов для заключения формального акта о присоединении Грузии. Кончина Георгия сделала совершение такого акта невозможным. Вместе с тем она устраняла необходимость сохранения царского титула, хотя бы и номинального, за нисходящим потомством Георгия. Вследствие этого, немедленно, по получении донесения Кнорринга от 3 января 1801 г. о смерти грузинского царя, император Павел обнародовал в Петербурге 18 января свой манифест о присоединении Грузии (при обнародовании манифест был помечен 18-м января 1801 г. Текст манифеста у П. Г. Буткова. Материалы и пр., II, 466), подписанный им еще 18 декабря 1800 г., и повелел сделать то же и в Грузии.

В манифесте этом изображено:

«С давних уже времен грузинское царство, угнетаемое иноверными соседями, истощало силы свои непрестанным ратованием в собственную оборону, чувствуя неизбежные следствия войны, почти всегда несчастливой. К ним присовокупились несогласия в доме царском, угрожающие довершить падение царство сего, возродя в нем междоусобную войну.

«Царь Георгий Ираклиевич, видя приближающую кончину дней его, знатные чины и сам народ грузинский прибегли ныне к покрову Нашему и, не предвидя иного спасения от конечной гибели и покорения врагам их, просили чрез присланных полномочных о принятии областей, грузинскому царству подвластных, в непосредственное подданство императорскому Всероссийскому престолу. Внимая прошению сему, по сродному Нам ко всем единоверцам Нашим милосердию и по всегдашнему о пользе грузинского народа попечению, определили Мы исполнить желание царя Георгия Ираклиевича и грузинского народа и для того повелено, сколько для удержания внутреннего в земле устройства, сколько для ограждения оной от внешних нападений, ввести войска Наши в области грузинские. И сим объявлено Императорским Нашим словом, что, по присоединении царства грузинского на вечные времена под державу Нашу, не только предоставлены и в целости соблюдены будут любезно верным новым подданным Нашим царства грузинского и всех оному подвластных областей все права, преимущества и собственность, законно принадлежащая; но что от сего времени каждое состояние народное вышеозначенных областей имеет пользоваться и всеми правами, вольностями, выгодами и преимуществами, каковыми прежние подданные российские, по милости Наших предков и Нашей, наслаждаются под покровом Нашим. Впрочем, пребудем удостоверены, что сие подданные Наши и их потомки, сохранением непоколебимой верности Нам в преемниках Нашим и усердием к пользе империи Нашей, коей по всеблагому промыслу Всевышнего учинились они ныне сочленами, потщатся заслуживать Монаршее благоволение Наше».

В тот же день, 18 января 1801 г., император Павел писал Кноррингу (высочайший рескрипт 18 января 1801 г., акты кав. арх. ком., № 516): «Мне остается предписать лишь наблюдать, дабы настоящая тишина грузинского царства от внутренних раздоров и внешних на него от соседей покушений предохранена была, для чего и нужно соделать известным манифест, к вам препровожденный, и здесь сего дня обнародованный. Поспешите отправлением сюда посланников или депутатов от народа грузинского, кои на публичной, данной мною им аудиенции, приведены в присутствии моем к присяге будут, что и вы потом в Грузии исполните; но обо всем сем получите во время потребные наставления».

Исполняя высочайшее повеление, Кнорринг предписал (от 5 февраля 1801 г. из Наура., акты кавк. археогр. ком. т. I, № 524) генерал-майору Лазареву объявить в Грузии манифест от 18 января «прилично важности и достоинства императорского слова».

В Тифлисе торжественное чтение манифеста происходило 16 и 17 февраля 1801 г. «В первые день, – писал Лазарев Кноррингу (рапорт от 18 февраля 1801 г., там же, № 528), – в здешнем Сионском соборе отправлена была первенствующим митрополитом Арсением божественная литургия, по окончании коей, в присутствии наследного принца Давида и прочих царевичей, детей царских, все бывши в сие время в городе князей и народа, читан был на российском и грузинских диалектах манифест, по окончании коего изъяснял я всем, сколь сии изливаемые на них высокие монарха милости для них велики и полезны и что за все оные должны возблагодарить всемилостивейшего государя и принести о здравии его моления. Все присутствовавшие тут приняли манифест сей с должным благоговением и благодарностью.

После сего грузинский патриарх Антоний отправлял о здравии и благоденствии государя императора и всего августейшего дома благодарственный молебен, а на другой день, т.е. 17 февраля, как жителей в Тифлисе большая часть армянского исповедания, то и публикован был манифест в церкви, называемой Ванк (в Ванкском соборе литургию служил армянский патриарх Иосиф Аргутинский, в рапорте Лазарева говорится о приложении описания самой церемонии, но в деле таковой не оказалось).

А по окончании публикации в армянской церкви, капитан Таганов с 21 казаком, ездил по всем улицам, читал оный манифест на российском, грузинском, армянском и татарском диалектах. Вечером же сего числа весь город был иллюминирован и лавки по азиатскому обычаю украшены лучшими товарами, и все жители, воспевая во славу государя нашего разные песни, приносили благодарения за излияние на них столь высоких милостей и с радостью восклицали, что они теперь уже россияне».

Далее Лазарев доносил Кноррингу, что отправил переводы манифеста по всей Грузии для объявления населению с приличными толкованиями и внушениями.

Из всех лиц, пользовавшим доверием императора Павла, граф Ростопчин был главным поборником исполнения просьбы царя Георгия о принятии Грузии в русское подданство. Он успел убедить государя в чрезвычайной важности политически и торговых последствий присоединения к России грузинского царства. По его мнению, приобретение Грузии давало прежде всего возможность угрожать Турции, а затем оно должно было необходимо повлечь за собою подчинение России также и берегов Каспия, куда могла бы впоследствии направиться индийская торговля (письмо Ростопчина графу С. Р. Воронцову от 30 июня 1801 г. в архиве князя Воронцова, VIII, 291. На свою роль в деле присоединения Грузии намекает Ростопчин и в письме к князю П. Д. Цицианову по поводу взятия Ганжи: «я положил начало на бумаге, ты утверждаешь его на земле». Бартенев. «Девятнадцатый век», II, 38).

Император увлекся обширными планами своего министра иностранных дел, но не имел, как кажется, твердо установившегося взгляда на будущее устройство присоединяемого царства.

Вслед за манифестом 18 января 1801 г. Кнорринг поучил несколько высочайших указаний по этому предмету. В собственноручном рескрипте от 30 января 1801 г. император Павел писал: «Я хочу, чтобы Грузия была губерния, и так тотчас и поставьте ее в сношение с Сенатом, а по духовной части с Синодом, не трогая их привилегий. Губернатором пусть будет кто-либо из царской крови, но под нами, и будет шеф гусарского тамошнего полка (акты кавк. археогр. ком. т. I, № 520).

В рескрипте от 23 января 1801 г.: «Старайтесь Грузию утвердить на том основании, как уже к вам и писано, не ищите иных приобретений делать, как те, которые добровольно будут искать моего покровительства; лучше иметь союзников, интересованных в союзе, нежели подданных ненадежных; левая ваша сторона обеспечена таковыми, не наводите туркам страха, тогда и правая сторона будет надежна; ищите Армению интересовать к сближению для торгу и торгом, дабы канал иметь через них и далее, соблюдайте привилегии, но установите наш порядок; комплектуйте полки нашими рекрутами, но полков мало по пространству и так сочтитесь, нельзя ли умножить тамошними жителями и доходами тамошними, ищите руд всякого рода и промыслов, также и таможни перенесите на границу, займитесь теперь не завоеванием, но приобретением добровольным соглашением Армении. Вот мои мысли».

От 19 февраля 1801 г. (акты кавк. археогр. ком. т. I, № 520). «Вслед за посланниками князьями Аваловым и Паваландовым желаю я, чтобы еще отправились ко мне кто-нибудь из царевичей, также и из знатнейших Грузии, дабы явно было свету, что точно Грузии есть общий произвол быть в моем подданстве, а не то, чтобы покорство их происходило единственно от желания двух или трех; также предписываю вам представить мне список знатнейших в Грузии и усердствовавших более к моей особе и более желавших быть у меня в подданстве. Мое намерение есть из оных пожаловать некоторых достоинствами графов и баронов, других повысить чинами, а молодых из знатных фамилий принять к себе в камергеры. Равномерно напишите мне и о тех, кому бы по заслугам и орден св. Андрея следовать мог».

Намерение наделить князей грузинских графами и баронами титулами находится, быть может, в связи с носившимся в то время слухом (об этом слухе упоминает П.Г. Бутков. Материалы и пр. II, 463) о предположении Павла пожаловать Грузию Ордену св. Иоанна Иерусалимского. Известно, что захват англичанами в 1800 г. острова Мальта, принадлежавшего этому Ордену, государь, как великий магистр Ордена, счел личным для себя оскорблением. В октябре того же года он приказал наложить запрещение на английские суда и товары во всех русских портах, а через месяц последовало повеление русским купцам остановить платежи долгов англичанам и не выпускать в продажу английские товары.

Мальтийские рыцари были долгое время главными борцами против врагов христианства – магометан. Занимая остров Мальту, они охраняли побережье Средиземного моря от покушений турок и африканских корсаров. Весьма возможно, что император Павел, мечтавший о возрождении этого рыцарского союза, остановился на мысли учредить его пребывание в Грузии, изнывавшей под гнетом своих мусульманских соседей. Мимолетная мысль эта быстро возникла и исчезла бесследно в пылком воображении государя.

Внезапная кончина императора Павла Первого оставила дело устройства Грузии в совершенно неопределенном положении. Послы грузинские, не застав в живых царя Георгия, возвратились в Петербург уже после кончины императора Павла. В Грузию противники присоединения подняли головы, приверженцы впали в уныние. Генерал-майор Лазарев, не имея никаких инструкций от Кнорринга, прилагал все заботы к успокоению встревоженного населения.

«Народ здешний, – доносил он Кноррингу (рапорт от 8 апреля 1801 г., акты кавк. археогр. ком. т. I, № 533) – и большая часть знатных, узнав о кончине государя, пришли в весьма большое отчаяние, опасаясь, чтобы при сей перемене не лишиться счастия быть в высоком подданстве его величества и чтобы войска, здесь находившиеся по прежнему примеру не были отсюда выведены; в сем случае более утверждаемы некоторыми неприверженными. Я, сие заметив, старался всячески уверить их, что милосердие государя нашего не может подать им ни малейшей причины к сомнению, и они твердо могут надеяться, что его величество, по милостивому своему ко всем ищущим быть в высоком его подданстве расположению, конечно, и их принять в оное не преминет; после чего они стали быть гораздо спокойнее и при присяге августейшему монарху Александру Павловичу войск, здесь находящихся, весьма многие желали также оное исполнить, прося у меня соизволения; однакож я без повеления вашего сделать сие не осмелился, уверив между тем их, что в скором времени пожелание их исполнится».

Управление Грузией Лазарев оставил в руках царевича Давида впредь до получения из Петербурга указаний о намерениях правительства относительно этого края. До сих пор остается не разъясненным, в силу каких полномочий царевич Давид принял на себя управление Грузией после того, как последовал рескрипт императора Павла о не назначении наследника покойному царю Георгию.

Немедленно после кончины царя генерал-майор Лазарев, как уже было сказано выше, объявил по Грузии, что впредь до особого поведения все правительственные акты будут выходить за подписями его, царевича Иоанна и мдиван-бека Игнатия Туманова.

Донося об этом Кноррингу (письмо от 2 января 1801 г., акты кавк. археогр. ком. т. I, № 142), Лазарев писал, что, по его мнению, это было лучшее средство удержать в тишине и спокойствии край, «который если бы так оставался без царя, то бы с ним и справиться не можно было; ибо здесь правления никакого нет, а царь делал всякую малость сам и бараты, или указы, подписывались всеми царевичами, каждый от себя. Итак, если царевич Давид будет подписывать, то те примут сие за обиду и с своей стороны также будут выдавать бараты, от чего и произошла междоусобная брань, а как я, не имея на сей конец наших повелений, решился до получения их таким образом сделать, от чего все могут быть спокойны и довольны, как они и теперь благодарят за то, что здесь мы находимся и возсылают молитвы о здравии государя императора. Без того, говорят, мы бы друг друга перерезали. Нетерпеливо ожидаю прибытия вашего и от искреннего сердца оного желаю: чувствую, что весьма недостаточен с сими странными людьми и обстоятельствами обходиться, и где всякий шаг может быть пагубный; если сам чего не сделаешь, так верно выдумают, и где только того и смотрят, чтобы друг друга ограбить, отнять все имение, а если можно было, то и жизнь».

Кнорринг остался, однако недоволен распоряжением Лазарева, хотя и сам затруднялся дать ему какие-нибудь положительные указания. «Замечаю вам – отвечал он Лазареву (предписание от 3 января 1801 г., акты кавк. археогр. ком. т. I, № 141) – что весьма напрасно вы приняли на себя правление; его оставить, впредь до высочайшего окончательного решения, по прежним местам, на случай таковой уже существующим, и мне совсем непонятно, почему более уполномочивается по случаю сему меньшой царевич Иоанн. Далее же, по грузинским ныне обстоятельствам, делайте соглашения ваши с князьями Аваловым и Паваландовым».

Предписание это генерал-майор Лазарев получил своевременно с прибытием в Тифлис грузинских посланников, привезши с собою высочайше утвержденные просительные пункты покойного царя Георгия. Желание царя, как известно, состояло в том, чтобы лично за ним и его нисходящим потомством сохранена была должность правителей Грузии на правах генерал-губернаторских, но с царским титулом. Известно также, что царевич Давид императорской грамотой от 18 апреля 1799 г. был признан наследником грузинского престола.

Вполне понятно поэтому, что Лазарев, в виду этих актов и, не имея никаких других распоряжений от Кнорринга кроме приказания действовать по соглашению с князьями Аваловым и Паваландовым, признал сообразным с обстоятельствами дела допустить царевича Давида к принятию на себя обязанностей правителя Грузии.

П. Г. Бутков, состоявший в 1801 г. правителем канцелярии Кнорринга, говорит положительно, что «грузинские уполномоченные Авалов и Паваландов, прибыв в Тифлис и, не застав в живых царя Георгия, вручили при приличной церемонии высочайшую грамоту на имя покойного написанную нареченному от него наследнику царевичу Давиду, по словесному, как они говорили, на такой случай наставлению данному им от российского министерства. По такому же наставлению, они от высочайшего имени объявили всенародно царевичу Давиду, что он, как наследник, должен управлять Грузией, совместно с генерал-майором Лазаревым, старшим военным начальником в Грузии (Бутков. Материалы и пр., II, 470, 471)».

Впоследствии, посетив Тифлис, Кнорринг устранил царевича Давида от управления и уничтожил введенные им перемены, «по послаблению местного российского военного начальства», т. е. генерала Лазарева. Справедливость требует заметить, что главным виновником этих послаблений был прежде всего сам Кнорринг, давший Лазареву лишь одни уклончивые указания в самое трудное для него время и не поставивший никаких пределов власти правителя Грузии.

По оценкам российских политиков начала XIX века, Грузия в тот период рисковала «впасть в величайшее неустройство и смятение и даже подпасть владычеству персов или турков, либо разориться до конца».
Фото: WIKIMEDIA

Между тем, уже первые действия царевича Давида показывали, что он не ограничится ролью высшего администратора в крае. В воззвании к грузинскому народу от 15 января 1801 г. (акты кавк. археогр. ком. т. I, № 358) он объявил, что «получил высочайшее повеление торжественно приблизиться к трону Грузии – по наследству, в звании правительства оной. И так как необходимо было объявить о сем всем моим народам, то сим и извещаем о принятии ними управления наследственным престолом».

В таком же духе отнесся царевич Давид и к генералу Кноррингу по поводу отправления в Петербург посланников князей Паваландова и Авалова. Уведомляя Кнорринга о их выезде из Тифлиса (письмо от 18 января 1801 г., там же, № 359), Давид назвал себя «законным наследником престола своих предков и родителя» и просил отправить посланников в Петербург «для приобретения ему и его царству заблаговременно благоденственной высокомонаршей милости».

Последовавшее 16 февраля 1801 г. в Тифлис объявление манифеста императора Павла о присоединении Грузии дало царевичу Давиду повод озаботиться усилением числа своих приверженцев. Не теряя надежды на утверждение в звании правителя Грузии и титулом царя, он самовольно отнимал наследственные имения и должности у своих противников и награждал ими членов своей партии (акты кавк. археогр. ком. т. I, № № 367 и 368). Среди князей подготовлялось ходатайство о назначении Давида царем (там же, № 369. Рапорт Лазарева Кноррингу от 24 марта 1801 г.).

Приезд Кнорринга в Грузию и учреждение временного правительства под председательством Лазарева поколебали честолюбивые надежды царевича. «Четыре плута и один дурак правят всею здешней землею – писал он с досадой одному из своих приверженцев – ежели до сентября будет так и после губерния останется, дело вечно испортится. Непременно напиши Ивану, чтобы сменили собачьего сына» (там же, № 372. Упоминаемый в этом письме Иван был братом Давида, царевич Иоанн, находившийся тогда в Петербурге).

Не меньшая досада на неудачу проглядывает и в письме Давида к Николаю Оникову, находившемуся при царевичах в Петербурге: «теперь вам известно, что Кнорринг прибыл сюда и тотчас меня отрешил от всех дел, а Лазарев выбрал четырех плутов и определил их в грузинское правительство. Дела всуе они отправляют, а я ни в какое дело не вмешиваюсь. Спите, или что вам сделалось, что вы не стараетесь? Или работайте и старайтесь, чтобы до коронации кончилось все дело и утвердите царство наше, или дайте мне справедливый знак, чтобы я не обнадеживался. Теперь есть случай показать усердие; сколько можно постарайтесь при братьях моих; сверх же этого постарайтесь узнать, что откуда происходило, что меня от всех дел отрешили».

Императора Александра Первого интересовало, «на собственном ли убеждении необходимости и пользы основано было преклонение царства грузинского под российскую державу, и единодушно ли народ грузинский признал поступок этот себе в спасение».
Фото: WORLDPRESS

Манифест императора Александра Первого 12 сентября 1801 г. сделался известным царевичу Давиду раньше, чем он был объявлен в Грузии. Царевич Иоанн препроводил его к брату с советом поспешить собрать подписи от всех членов грузинского царского дома и некоторых князей о желании их иметь царем Давида Георгиевича (всеподданнейший рапорт Кнорринга от 16 декабря 1801 г., акты кавк. археогр. ком. т. I, № 374).

Попытка эта не имела никаких последствий. Пожалование ордена Александра Невского не могло вознаградить царевича Давида за утерю надежды на достижение верховной власти в Грузии и он подал прошение об увольнении его от службы, в которой числился по чину генерал-лейтенанта (тоже от 5 февраля 1802 г. Там же, № 373. Отставка царевича Давида не была принята государем. Царевич скончался в Петербурге 13 мая 1819 г. в звании сенатора).

Грузинские посланники – князья Паваландов и Авалов прибыли в Петербург уже после кончины императора Павла. В апреле 1801 г. они подали в министерство ноту, в которой от имени грузинского народа, добровольно признавшего власть императора, просили о назначении одного из царевичей императорским наместником Грузии с титулом царя; лицо это управляло бы страной исключительно по высочайше начертанным законам, совместно с одним из российских вельмож, без согласия которого не делалось бы никакого распоряжения (П. Г. Бутков. Материалы и пр., II. 473, III. 471).

Посланники, забыв о происшествиях, последовавших после смерти Георгия XII, в сущности, только повторили в своей ноте желание покойного царя, выраженное им при первоначальном ходатайстве о принятии его в русское подданство. Под «одним из царевичей» подразумевался, конечно, Давид Георгиевич: будучи признанным наследником грузинского престола императором Павлом, он один имел право на титул царя, хотя бы и номинального, если бы прошение посланников было исполнено. Во время неопределенного положения Грузии, пока не последовало окончательного решения императора Александра о ее судьбе, царевич Давид, действительно успел присвоить себе, с молчаливого согласия местного русского начальства, почти царскую власть в Грузии.

Император Александр не сразу и только после зрелого и всестороннего обсуждения согласился признать изданный императором Павлом акт присоединения Грузинского царства. Он передал вопрос на обсуждение вновь учрежденного Государственного совета, который признал полезным приобретение Грузии как в интересах ее жителей, так и для спокойствия собственных границ России. Государь, однако, не утвердил этого постановления и вторично поручил совету рассмотреть дело. В журнале заседания 15 апреля 1801 г. записано: «в Государственном совете приступили паки к рассуждению по делам грузинским, по коим предложено было вторично генерал-прокурором Беклешовым о крайнем отвращении Его Императорского Величества принять это царство в подданство России, почитая несправедливым присвоение чужой земли (Государственный совет 1801-1901. Составлено в Государственной канцелярии. – С.-Петербург 1901, стр. 10 и 11).

Несмотря на такое решительное заявление генерал-прокурора, Государственный совет остался при прежнем мнении. Тогда император Александр рескриптом от 19 апреля 1801 г. (акты кавк. археогр. ком. т. I, № 534) повелел генералу Кноррингу отправиться в Грузию и лично удостовериться, насколько искренне и добровольно желание жителей этой страны вступить в русское подданство.

«По восшествии нашем на престол – сказано в этом акте драгоценном для характеристики мнений императора Александра в первые годы его царствования – мы нашли, что царство грузинское по всем государственным актам присоединено уже к империи и в сем качестве объемлемо всею святостью учиненной нам от всех наших верных подданных присяги. В таковом положении дел и при облежащей страну сию нашей воинской силе могли бы считать власть нашу в ней непоколебимо утвержденною; тем более, что по дошедшим до нас предварительным сведениям удостоверены мы, что желания и полномочия возвратившихся уполномоченных с принятыми мерами совершенно сообразны. Не скроем мы также от вас, что достоинство империи, безопасность наших границ, виды Порты Оттоманской, покушение и прорывы горских народов, все уважения собственных России пользе от давних времен заставляли правительство помышлять о сем происшествии и желать его события. Измеряя существо его единственными нашими выгодами, мы не можем признать всей их силы; но пользам царств земны в правилах вечных предуставлена другая мера, единая истинная и непреложная – справедливость к общенародному праву. Во всех внутренних и внешних делах наших положив себе сию истину в неподвижное основание, вследствие того и при настоящих расположения о Грузии, желаем мы прежде всего удостовериться: первое, действительно ли внутреннее положение сей страны таково, что с едиными силами своими не может она ни противостоять властолюбивым претензиям Персии, ни отразить набеги облежащих ее горских народов, ни потушить внутренней вражды, междоусобною войною ей грозящей; что оставить ее царством отдельными самобытным на произвол судьбы было бы несвойственно ни величеству империи, издревле ей покровительствующей, ни нашему великодушию; второе, на собственном ли убеждении необходимости и отечественной пользы основано было преклонение царства сего под российскую державу, и единодушно ли все великие состояния и народ признали поступок сей себе в спасение, или, увлекаемы предприимчивостью известного рода людей, уступили они страху замыслов и посторонним внушениям более, нежели истинному сознанию пользе своих. Возлагаю на вас собрать на самом месте все сии удостоверения, мы несомненно надеемся, что, быв проникнутыми началами нас в сем деле руководящими, вы взойдете к самым первым его источникам, взвесите силу царства и сравните ее с противодействием внешним и внутренним, вникните в истинное расположение ума народного, узнаете нужды его и следствия сих нужд в его желаниях, наконец, удостоверьтесь – искренне ли убеждены они и пребывают в том мнении, что принятие их под российскую державу есть единственное средство к их спасению; и тогда, по удостоверению сему, займетесь вы примерным положением для образования будущего в стране сей управления. Вы будете при сем иметь в виду, что не для России присоединяется сей народ к империи, но собственно для него; что не наших пользе мы в сем ищем, но единственно его покоя и безопасности, а потому в положения ваших об управлении его не оставите во уважения прав его, сообразиться с правами, обычаями и умоначертаниями, словом, вы будете взирать на страну сию не так, как на страну полезных для нас приобретений, но как на народ, взыскавший присоединиться к империи для собственного его счастья, дабы в недре ее обрести конец несчастиям, его обуревавшим».

Продолжение следует.